Что такое уния? И чем отличалась Флорентийская уния от Брестской? Марк эфесский и флорентийская уния Уния 1439

С событиями феодальных войн 2-й трети XV в. на русских землях тесно связан вопрос об образовании отдельной от византийской православной церкви митрополии (т.е. церковной организации) на землях Московского княжества, положившей начало церковной структуре Московского государства и определившей отношение между этой структурой и великокняжеской властью. Кроме того, именно события, последовавшие в церковной жизни Руси после подписания 5 июля 1439 г. во Флоренции (Италия) унии, т.е. союза, между высшими иерархами католической и православной церквей, определили религиозную и культурную автономию Русского государства по отношению к другим европейским государствам на много столетий вперед. Поэтому рассмотрение истории отношения на Руси к Флорентийской унии представляется весьма важным для понимания русской истории XV-XIX вв. Тем более этот исторический сюжет как один из ключевых для понимания генезиса Московского государства не остался свободен от мифологизации. Традиционная схема, сложившаяся «задним числом» в XVI в. и закрепленная в отечественной историографии в XIX в. – в эпоху господства теории «самодержавия, православия, народности», – гласит об изначальном неприятии всеми русскими иерархами церкви и народом, в целом, идеи союза с католической церковью, в подписании которого участвовал иноземец грек Исидор, назначенный, вопреки желанию русских людей, на должность митрополита русского (главы церковной организации на русских землях) константинопольским патриархом. Однако анализ сохранившихся источников показывает, что отношение на Руси к унии и непосредственно к позиции митрополита Исидора было далеко не однозначным и в 40-е годы XV в. претерпело определенные изменения (Хорошев А.С. 1980. – С. 90; Зимин А.А. 1991. – С. 79-97; Лурье Я.С. 1994. – С. 93-108; Бобров А.Г. 2001. – С. 194-215).

Как известно, с начала христианизации Русского государства в кон. Х в. глава церковной организации на русских землях – первоначально архиепископ, а с 1037 г. – митрополит – утверждался на эту должность главой христианской церкви Восточной Римской империи (Византии) - константинопольским патриархом – и организационно подчинялся ему. Кроме того, распад Древнерусского государства во 2-й пол. XIII в. на ряд отдельных государственных образований не повлек за собой уничтожение общерусской митрополии. В XIV – 1-й трети XV в. почти на все земли бывшего Древнерусского государства, в том числе оказавшиеся в составе ВкЛ, распространялись церковная структура и власть единого общерусского митрополита. * Попытки вел. кн. литовских Ольгерда и Витовта добиться от константинопольской патриархии отдельного митрополита для православных земель ВкЛ либо не увенчалась успехом, либо имели успех кратковременный (Греков И.Б. 1975. – С. 43, 56, 57).

Предшественник Исидора – митрополит Герасим – был назначен на эту должность осенью 1433 г. Своей ставкой митрополит Герасим сделал г. Смоленск. Как было описано выше, в ходе событий феодальной войны в ВкЛ Герасим был сожжен после четырехмесячного заключения по приказу вел. кн. Свидригайло в 1435 г. Еще в 1434 г. Герасим поддерживал идею союза христианских церквей.

Идея воссоединения двух церковных структур, католической и православной, в единую церковь инициировалась византийскими императорами с целью привлечения воинских сил европейских государств к защите Византии от агрессии турок-османов. Среди представителей православной церкви Византии были и сторонники, и противники унии. В частности, монахи афонских монастырей, располагавшихся в одном из наиболее почитаемых культовых мест православного мира – на Афоне (Святой горе) в Греции, были ярыми противниками союза с «латинянами». Позиция афонских монахов отразилась и на отношении к унии среди русских представителей церкви. Так, достаточно традиционными и крепкими были связи афонских монахов с монастырями Новгородской земли, в первую очередь, с Лисицким (на Лисьей горе) Рождества Богородицы (Бобров А.Г. 2001. – С. 197).

Назначенный в середине 1436 г. на должность русского митрополита Исидор был до этого настоятелем константинопольского монастыря св. Дмитрия. Этот человек был близок по мировоззрению итальянским гуманистам, серьезно занимался астрономией и географией. Идея объединения церквей была ему близка. Весной 1437 г. Исидор прибыл в Москву, привезя с собой грамоты от византийского императора и от патриарха с просьбой отправить митрополита на предполагавшийся собор по объединению церквей.

Осенью 1437 г. на собор в Италию из Северо-Восточной Руси отправилась большая делегация во главе с митрополитом, в которую также входили суздальский епископ Авраамий и представитель вел. кн. тверского Борис Александрович боярин Фома. Летом 1438 г. русская делегация достигла итальянского города Феррары, где начались заседания собора. С февраля 1439 г. заседания происходили во Флоренции. После длительных догматических споров (об исхождении Святого Духа, о причащении, о чистилище, о преимуществе папы римского перед константинопольским патриархом) 5 июля 1439 г. уния была подписана. При этом православные священники уступили католическим по всем пунктам споров. Свои подписи под текстом грамоты Флорентийского собора поставили и митрополит Исидор, и епископ Авраамий Суздальский. Из источников очевидно, что все основные участники русской делегации добровольно согласились с положениями унии. Так, наиболее ранний русский памятник о событиях, связанных с унией, – «Хождение во Флоренцию» - нисколько не осуждает союз церквей, а наоборот, как в порядке вещей, сообщает о подписании документов собора русскими иерархами и о получении благословения Исидором и суздальским епископом от римского папы перед возвращением на Русь. Из другого, греческого, источника известно о том, что тверской посол боярин Фома принимал участие в мессе, которую служил папа римский при участии русского митрополита (Лурье Я.С., 1994. – С. 106). Я.С.Лурье, А.Г.Бобров отметили, что в Тверском великом княжестве не было осуждения унии, даже когда Исидор был вынужден бежать в Тверь из Москвы осенью 1441 г. Около 1453 г. в Твери было написано «Слово похвальное» вел. кн. Борису Александровичу Тверскому, согласно которому греческие иерархи, подписавшие унию, восхваляли тверского вел. князя. Таким образом, и после изгнания Исидора из Москвы и поставления там собственного митрополита в 1448 г. в одном из крупнейших княжеств Северо-Восточной Руси к унии относились, по меньшей мере, нейтрально.

Осенью 1440 г. Исидор вернулся на Русь и остановился в Смоленске – месте пребывания своего предшественника Герасима. В Смоленске в это время княжил кн. Юрий Семенович (Лугвеньевич), один из активных участников феодальной войны в ВкЛ и лидер оппозиции вел. кн. литовскому Казимиру в рассматриваемое время. Известно, что Юрий Семенович оказывал помощь митрополиту в его борьбе с противниками унии.

Кроме Твери и Смоленска, уния была признана и в Киеве: княживший там внук Ольгерда – кн. Александр Владимирович выдал митрополиту грамоту, подтверждавшую все его права. В церковном подчинении Исидора в это время также находился Псков, где вернувшийся иерарх сменил архимандрита.

В русских землях ВкЛ Исидор после приезда с собора пробыл около 11 месяцев. По информации новгородского летописца, митрополит приказывал вести службы в католических храмах православным священникам и наоборот – католическим – в православных храмах.

19 марта 1441 г. Исидор приехал в Москву. Каково же было отношение к унии и митрополиту там? По прибытию в столицу Московского княжества митрополит огласил в Успенском соборе Кремля буллу (послание) римского папы Евгения IV, адресованную вел. кн. Василию Васильевичу об объединении церквей. А на четвертый день после приезда в Москву Исидор был арестован по приказу вел. кн. Василия Васильевича и помещен в Чудов монастырь. Причиной ареста послужило позитивное отношение митрополита к унии. Тем не менее, Я.С.Лурье, а затем А.Г.Бобров отметили, что, скорее всего, идея унии была первоначально признана в Москве. По крайней мере, можно считать точно установленным, что центр оппозиции унии на русских землях находился не в Москве, а в Новгороде.

А.Г.Бобров достаточно аргументированно показал, что отрицательное отношение к унии сформировалось среди монашеских общин Новгородской земли еще до ее подписания под влиянием позиции греческих афонских монахов. Уже в Италии в декабре 1439 г. русскую делегацию покинул суздальский иеромонах Симеон, не признавший унию и поспешивший в лагерь ее противников – к новгородскому архиепископу Евфимию II. В Новгород Симеон прибыл весной 1440 г. Позднее, в 50-е годы XV в. под пером Симеона появилась «Повесть о восьмом соборе», резко осуждавшая унию. Характерно, что суздальский иеромонах в этом произведении попытался обелить своего епископа Авраамия. По версии Симеона, Авраамий подписал унию лишь после того, как по приказанию Исидора просидел неделю в темнице.

После получения известия о подписании унии, с осени 1439 г. новгородский архиепископ Евфимий II активно приступил к созданию культа новгородской «старины», который выражался в установлении церковного почитания всех былых новгородских князей и церковных иерархов, в обращении к местным культурным традициям в строительстве храмов и иконописи. Такой новгородский традиционализм был вызван неприятием идеи объединения с католической церковью и демонстрировал оппозиционность Новгородской земли по отношению к другим русским землям, где уния была признана. В конце 1439 г. источники зафиксировали и конфликт новгородцев с немецкими купцами Ганзейского союза, который привел к разрыву отношений между Новгородской республикой и Ганзою, отъезду всех западноевропейских купцов из города. При этом Евфимий II отказался принять на хранение ключи от немецкого храма вопреки традиции (Бобров А.Г. 2001. – С. 198-200, 206-212).

Почему именно Новгород стал центром русской оппозиции унии? Вероятно, связи новгородских монастырей с афонскими были лишь одной из причин этого явления. Я.С.Лурье считал, что «латинская» опасность ощущалась в Новгороде и Пскове куда сильнее, чем в Москве, – через три года после приезда Исидора, в 1445 г., обеим республикам пришлось испытать очередное нашествие ливонских «немец» (Лурье Я.С. 1994 . – С. 107). Однако в Пскове, как раз, унию признали. Поэтому полного комплекса причин оппозиционного отношения в городе на Волхове к унии пока не известно.

Весьма интересные выводы были сделаны в последнее время А.Г.Бо-бровым о ходе событий на Руси вокруг вопроса об отношении к унии. Зимой 1440/1441 гг. против Новгородской республики начали военные действия отряды Московского княжества, Тверского и Псковской республики. Был разорен ряд новгородских волостей. В конце зимы у новгородского города Демона был заключен мир между представителями Новгородской республики – архиепископом Евфимием II, посадниками – и вел. кн. Василием Васильевичем Московским. Василий II заключил мир «како за себе, тако и за пскович», а новгородцы «биша челомъ много князю великому» и уплатили ему 8 тысяч рублей «за свою вину» (цит. по: Бобров А.Г. 2001. – С. 212). В источниках на указано, каким образом новгородцы «провинились» перед вел. кн. Василием II, тем более что сумма выплаченного «окупа» была весьма и весьма существенной. По мнению А.Г.Боброва, причина войны заключалась в неприятии унии в Новгороде, а деньги, уплаченные из казны Новгородской республики московскому князю, изменили отношение к союзу церквей и Василия II. Таким образом, посредством денег Евфимий II победил Исидора (Бобров А.Г. 2001. – С. 212-214). В итоге, когда весной 1441 г. митрополит прибыл в Москву, на четвертый день пребывания в городе он был арестован и до середины сентября 1441 г. содержался в Чудовом монастыре, где его уговаривали отказаться от унии. В сентябре Исидору позволили бежать в Тверь, где, очевидно, по-прежнему союз церквей не осуждали, затем митрополит отбыл в ВкЛ и оттуда в Рим. В целом на русских землях дело унии было проиграно.

Исидор принимал участие в последней обороне столицы Византии – Константинополя от турок-османов в 1453 г., в 1458 г., уже проживая в Италии, был удостоен сана константинопольского патриарха. Правда, после падения Константинополя этот сан стал, по сути, номинальным. После ареста и бегства митрополита Исидора его место как главы общерусской церковной организации оказалось вакантным.

В великокняжеском летописном своде сообщалось, что в декабре 1448 г. русским митрополитом был избран «Епископы Рускими» рязанский епископ Иона. До этого епископы избирали лишь претендента на митрополию, а назначался митрополит константинопольским патриархом. В 1448 г. впервые русский митрополит занял свою должность без санкции константинопольской патриархии.

В отечественной исторической литературе сложилось мнение, что Иону дважды в 30-е годы XV в., после смерти Фотия, а потом Герасима, выдвигали в митрополиты, но дважды он не утверждался патриархом (Зимин А.А. 1991. – С. 84, 85). Я.С.Лурье обратил внимание на тот странный факт, что в летописях об Ионе как претенденте на митрополию впервые упоминается лишь в 1448 г. В то время как летописи традиционно сообщали о поездках кандидатов в Константинополь. А впервые Иона в летописи достоверно упомянут в 1446 г., когда Дмитрий Шемяка, бывший в то время великим князем, «призва к себе епископа Рязанского Иону на Москву, и пришедшу ему, обеща ему митрополию», в обмен на помощь в аресте детей уже ослепленного вел. кн. Василия II. Дети Василия Дмитриевича были отправлены к отцу «на Углечь в заточение», и вел. кн. Дмитрий Юрьевич приказал Ионе «итти к Москве и сести на дворе митрополиче». К тому же происходил Иона из семьи галичских землевладельцев (Лурье Я.С. 1994. – С. 97). Но вряд ли до 1448 г. Иона исполнял обязанности митрополита. В грамоте 1447 г. он был назван епископом рязанским, и его подпись стояла на третьем месте. Да и избрание Ионы митрополитом в 1448 г. было полуофициальным. В его избрании не участвовали владыки Новгородской земли и Тверского княжества. Не признавали Иону митрополитом и некоторые настоятели крупных монастырей. По сути, Иона являлся первоначально главой церковной организации Московского княжества и зависимых от него земель. Очень важно, что он был ставленником вел. кн. Василия II. Учитывая роль Ионы в событиях 1446 г., А.А.Зимин отметил: «Сильные мира сего любят сторонников с сомнительной репутацией: те всегда стараются быть преданными» (Зимин А.А. 1991. – С. 207; Лурье Я.С. 1994. – С. 107, 108).

Возникновение в Московском великом княжестве отдельной структуры церковной власти (автокефальной церкви) и ее зависимость от московского великого князя были важными элементами складывавшегося Русского единого государства.

В связи со стабилизацией политической обстановки в Восточной Европе (победами Василия II и Казимира IV над своими внутренними противниками, заключением московско-литовского договора 1449 г.) Иона был признан в 1451 г. как глава православной церкви и на русских землях ВкЛ – митрополитом киевским. Однако эта ситуация продолжалась недолго. В конце 50-х годов XV в. Казимир IV отказал Ионе в правах на киевскую митрополию и митрополитом «Киевским и всея Руси» в ВкЛ был провозглашен Григорий, поддерживавший церковную унию 1439 г. Казимир IV пытался добиться признания Григория в качестве общерусского митрополита и от Василия II. Но – безуспешно.

К моменту созыва собора Плифон пребывал уже в очень преклонных летах: ему было под 80. В ренессансной Италии к нему относились как к живому классику, и повсюду его сопровождали толпы поклонников. Философ изрекал перлы мудрости, которые немедленно за ним записывались; он купался в лучах своей славы и наслаждался всеобщим вниманием.

2. Серьезные сложности в проведении дискуссии были вызваны глубинными различиями между греческой и латинской методологиями. С одной стороны, как открыто признал византийский томист Георгий Схоларий, слабая диалектическая подготовка его соотечественников не могла сравниться с утонченными силлогизмами в аргументации латинян, а попросту они умели спорить гораздо лучше греков.

С другой стороны, будучи наследниками латинского схоластицизма, западные богословы подходили к каждому вопросу с философской и диалектической точки зрения, зачастую в ущерб библейской и патристической перспективе. Для православных, которые никогда не рассматривали богословие как исключительно схоластическую или научную дисциплину, такой подход являлся серьезной проблемой. Даже Исидор Киевский горячий поклонник латинской учености и богословия вынужден был признать, что непривычные философские категории и аргументы, использовавшиеся латинянами на соборе, скорее, углубили раскол, увеличили и усилили разногласия.

Итак, византийская делегация в Ферраре лишь формально представляла восточное и по большей части была богословски не подготовлена к серьезной дискуссии. К тому же она была разделена между собой еще один ослабляющий ее фактор. Это разделение можно проиллюстрировать на примере двух самых видных ее членов.

Виссарион, который, как и его главный протагонист Марк Эфесский , учился у Плифона, был беззаветно предан греческой классической традиции. Сохранение этого священного наследия стало главной заботой его жизни. Ощущая, что приблизились последние дни Империи, пламенный гуманист пришел к мысли, что это была прежде всего миссия латинского Запада. Принимая во внимание его страстную любовь к древности и философскую ориентацию, не говоря уже об убеждении, что христианству невозможно будет выжить под исламским владычеством, можно понять, почему его довольно легко убедили в правоте латинской позиции. В 1439 г. он подписал унию.

Ему также удалось убедить в правоте своего выбора целый ряд делегатов собора, в том числе Исидора, митрополита Киевского и всея Руси. Знаменательно, что задолго до 1453 г. и Виссарион, и Исидор эмигрировали в Италию, официально перешли в католичество и заняли высокие позиции в папской курии. Оба сделались не только папскими легатами, но даже и кардиналами.

Византийские гуманисты на соборе относились с большим недоверием и подозрительностью к свт. Марку Эфесскому представителю паламитской исихастской традиции. Не любили его и те, кто хотел принять унию в обмен на политическую выгоду.

Да, действительно, у свт. Марка была иная система ценностей. До сих пор часто можно услышать обвинения в фанатизме и ультраконсерватизме, высказываемые либеральными историками и богословами в его адрес. Современный римо-католический историк, несомненно, выразил широко распространенное мнение, когда написал следующие слова: «Если бы можно было выделить одну-единственную причину неудачи Флорентийского собора, то ей является Марк Евгеник митрополит Эфесский».

И тем не менее свт. Марк искренне стремился к единству иначе он не поехал бы на собор. Но он также был убежден, что для достижения единства Рим должен уступить по ряду пунктов в частности, отказаться от односторонних нововведений, таких, как незаконная интерполяция filioque в и новое схоластическое учение о чистилище. И он был глубоко разочарован увиденным во Флоренции. Св. Марк отказался подписать унию 1439 г. и по возвращении в Константинополь стал лидером православных. После кончины свт. Марка в 1445 г. это лидерство перешло к его ученику Георгию Схоларию.

3. Один из главных источников знаний о соборе мемуары диакона Сильвестра Сирополуса, великого экклесиарха храма св. Софии Константинопольской. В них можно найти не только рассказ о самом соборе, но и множество бытовых сведений и других весьма характерных зарисовок, сделанных на редкость приметливым наблюдателем и участником событий. Как греческие, так и латинские стенограммы собора были утеряны. Имеется лишь их реконструкция, сравнительно недавно (1953 г.) созданная иезуитским историком Дж. Гиллом. Из современных собору источников можно указать еще на его историю, написанную ревностным униатом Дорофеем, митрополитом Митиленским (он даже получил денежное вознаграждение от папы за свой труд), и автобиографическое сочинение свт. Марка Эфесского «Изложение Святейшего Митрополита Эфесского о том, каким образом он принял архиерейское достоинство, и разъяснение о соборе, бывшем во Флоренции».

Собор долго не мог начаться. Хотя официальное его открытие состоялось 9 апреля 1438 г. (через месяц после того, как византийцы прибыли в Феррару), император немедленно запросил отсрочки, чтобы дождаться прибытия светских правителей. Кроме того, задерживали вопросы протокола, например, кто должен созывать собор папа или император? Чей трон должен быть выше? Папа с самого начала потребовал, чтобы патриарх Иосиф при первой встрече поцеловал бы ему туфлю по латинскому обычаю, и только после твердого отказа греческой стороны снял свое требование.

Лишь в начале июня были назначены две комиссии по десять человек с каждой стороны, которые приступили к обсуждению вопроса о чистилище. Другие тринадцать сессий, с 8 октября по 13 декабря, были посвящены интерполяции Символа веры. Во время этих заседаний Марк Евгеник являлся главным представителем византийской стороны, а Андрей Родосский и кардинал Чезарини латинской.

Как уже отмечалось выше, Георгий Схоларий честно признавал, что его соотечественники не могли сравниться с латинянами ни по эрудиции, ни по диалектическому мастерству. Патриарх Иосиф был к тому времени уже в весьма преклонных летах. Незаконный сын болгарского царя и греческой аристократки, он был добродушным старичком, не отличавшимся ни выдающимися умственными способностями, ни крепким здоровьем и не имевшим никакого веса или авторитета. Так что ему не удалось сплотить греческую делегацию в единое целое. Каждый выступал сам от себя, в отличие от латинской стороны, действовавшей единой сплоченной командой. Более того, греки часто вступали в разногласия друг с другом. Их задача осложнялась позицией императора. Несмотря на его желание не уронить достоинство своего имперского величества и своей Церкви, он прибыл на собор, чтобы добиться унии любой ценой. Иоанн VIII достаточно разбирался в богословии, чтобы понимать, что по ряду фундаментальных вопросов единства достичь было невозможно. Он попросту запретил своей делегации обсуждать такие вопросы, как ипостаси Св. Троицы, различие сущности и энергий и др. Когда при обсуждении вопроса о filioque один из членов латинской делегации поднял вопрос об энергиях Бога, сам свт. Марк Эфесский со смущением ответил ему, что не имеет полномочий обсуждать этот вопрос. Трудно себе представить, как мог прийти к подлинному единству собор, на котором нельзя было обсуждать основные вопросы, бывшие главной причиной разделения.

В конце концов греки сдались. В официально утвержденной повестке собора стояли следующие вопросы для дискуссии:

1) чистилище;

2) исхождение Св. Духа;

3) роль папы;

4) квасной или пресный хлеб Евхаристии и иные богослужебные различия (например, Эпиклеза и т.д.).

Другие вопросы, типа брака священства и возможности развода, решили обсудить позже. Было согласовано, что основой для дискуссий будут: Писание, каноны Вселенских Соборов, творения отцов Церкви, признанных святыми и на Западе, и на Востоке. Греки после определенного давления согласились на своеобразный «нулевой вариант»: каждый латинский отец считался равным по авторитету с греческим отцом. Таким образом, латиняне получили еще одно преимущество, ибо они знали и латинских и греческих отцов, в то время как греки в основном знали только своих.

По словам видного американского православного историка Дж. Эриксона, «в дискуссиях обе стороны не смогли приблизиться к разделявшим их серьезным догматическим вопросам. Латиняне не хотели замечать не только главных интуиций и опасений греческой святоотеческой традиции, но и многих аспектов латинской традиции. Давая неверную оценку значимости и весомости своих зачастую сомнительных источников, они лишь пытались впихнуть чужое богословие в прокрустово ложе собственной системы» (Filioque and the fathers at the Council of Florence).

Итак, комиссии работали с 8 октября по 13 декабря 1438 г. Тем временем удалось договориться, что открывает собор папа, но как бы с санкции императора. Первое заседание состоялось 8 января 1439 г. Но к тому времени папская казна окончательно опустела. В декабре в Ферраре вспыхнула эпидемия моровой язвы, что дало удобный повод перенести соборные заседания во Флоренцию, предложившую свое гостеприимство. Так греки все же оказались отрезанными от моря. Во Флоренции первое время возобновились частные дискуссии и переговоры на комиссиях о предметах соборного рассмотрения.

Собственно соборные заседания проходили со 2 марта по 26 августа 1439 г. Первые восемь сессий (2–24 марта) концентрировались исключительно на тринитарных импликациях filioque. Заседания сопровождались жаркими дебатами о подлинности патристических текстов, используемых каждой из сторон.

Но это не было единственным источником напряженности. На заседаниях собора происходили разные не слишком красивые сцены. Грузинский епископ обвинил его участников в язычестве, так как, по его мнению, на соборе обсуждались главным образом доселе неизвестные ему язычники Платон и Аристотель. Виссарион прилюдно назвал Марка Эфесского бесноватым, на что тот ответил ему: «Ты ублюдок, что и доказывается твоим поведением!» Некоторые греческие епископы услужливо доносили папе, что Марк называет его еретиком. Забегая вперед, можно сказать, что упорство и строптивость Эфесского митрополита вызвали такой гнев императора, что тот в конце концов приказал поместить его под стражу и не выпускать на все время заключительных переговоров на соборе.

Все это завело собор в очередной тупик, и с 24 марта по 27 мая работа вновь проходила лишь в комиссиях. Римская курия, страдавшая от безденежья и раздраженная несговорчивостью греков, прекратила выдавать им субсидии на содержание, и те начали терпеть лишения. В то же время высшие католические прелаты прилагали огромные усилия, чтобы очаровать греков и склонить их на свою сторону.

Виссарион подружился со многими гуманистами, с которыми его роднила любовь к греческой античности. Не сдавался один только Марк Эфесский . Плифон вообще давно перестал ходить на мало интересовавшие его соборные заседания: он читал лекции в различных учебных заведениях и в кружках своих поклонников и наслаждался вниманием и славой. Правитель Флоренции Козимо Медичи основал в его честь Платоновскую Академию.

В конце мая патриарх Иосиф сдался и принял решение все подписать. Однако 10 июня он умер. Один член греческой делегации ехидно сказал, что как приличному человеку, растерявшему остатки своего престижа, ему ничего другого просто не оставалось сделать. Он был похоронен в той же церкви, где проходили заседания собора, Santa Maria Novella. Его гробница до сих пор находится там.

А работа собора продолжилась. Свт. Марк к тому времени уже был под стражей и не принимал участия в дискуссиях. В течение последних шести недель обсуждали целый ряд вопросов, в том числе верховенство римского папы, евхаристия и вновь чистилище.

Лишь после всех этих дискуссий 6 июля 1439 г. кардинал Джулио Чезарини и митрополит Виссарион Никейский по-гречески и по-латыни провозгласили объединение Церквей.

4. Как видно из вышеизложенного, на Ферраро-Флорентийском соборе было весьма мало пленарных сессий. Большая часть важной работы проделана в небольших группах и комиссиях. Именно на этих встречах эксперты с обеих сторон обсуждали, исправляли и в конце концов одобряли пункты, из которых и состояло принятое в июле 1439 г. постановление собора, носившее название Laetentur caeli. Лишь вступление и заключение этого документа были написаны дополнительно.

Условия объединения были следующими:

1 . Чистилище. Хотя византийцам учение об очистительном огне казалось весьма второстепенным, по настоянию латинян учение о чистилище стало первым вопросом на повестке дня Ферраро-Флорентийского собора и весьма подробно обсуждалось обеими сторонами. Ему также посвящена значительная часть Laetentur caeli. Этот вопрос иллюстрирует принципиально различный подход обеих сторон к учению о спасении.

В отличие от других вопросов, обсуждавшихся на соборе, проблема чистилища была сравнительно нова. Лишь в XIII в. византийцы впервые узнали об этом латинском учении. Первая известная нам дискуссия на эту тему произошла в 1235 г. в Отранто (Апулия) между митрополитом Корфусским Георгием Барданесом и неким францисканцем по имени Варфоломей. Как ясно из рассказа последнего об этой встрече, митрополиту весьма не понравилось новое учение о «третьем месте» и «очистительном огне». Именно епископ Георгий создал неологизм «porgatorion» (чистилище) для обозначения этого учения. Поначалу греки уравняли его с ересью всеобщего спасения (апокатастасис), но вскоре им представился ряд случаев разобраться в нем получше.

В 1254 г. папа Иннокентий IV попытался навязать это учение православным Кипра. Его официальное письмо, датированное 6 марта 1254 г., называют «свидетельством о рождении чистилища как доктринально определенного места».

Следующим шагом в истории чистилища был печально знаменитый Лионский собор (1274 г.), на котором византийским посланцам было велено принять это вероучение от имени императора Михаила VIII. Формула, содержавшаяся в этом имперском исповедании веры, позднее включена в богословское определение собора.

По всей видимости, к 1438 г. латинское богословие чистилища, в которое попадают души, успевшие покаяться, но не успевшие перед сотворить всех искупительных работ за свои прижизненные грехи, было уже весьма хорошо разработано. Западные делегаты на Ферраро-Флорентийском соборе утверждали, что это учение апостольское, святоотеческое и обязательное для всей Церкви. Для них чистилище было местом в потустороннем мире, куда попадают души для совершения искупительной работы через наказание за свои неискупленные грехи. Хотя вина за грех, как они считали, завершается со смертью, но наказание так или иначе должно быть понесено.

Учение это невозможно понять вне легалистической латинской системы, в которой для объяснения эсхатологических реалий используются юридические концепции. За этой доктриной лежит легалистическое убеждение, что Божественная справедливость требует удовлетворения. Именно поэтому души после смерти должны понести искупительные наказания для «отмены» своих грехов.

Эта расписанная до мельчайших деталей эсхатология основывалась прежде всего на авторитете Рима, схоластической теологии и на ряде положений некоторых латинских отцов, в особенности свт. Амвросия Медиоланского и свт. Григория Великого. Так что латинянам было на что ссылаться. В отличие от них греческая патристическая литература , как правило, обходит молчанием конкретные вопросы посмертной участи человека, вполне резонно считая неблагочестивым пытаться проникнуть в тайны Божественного домостроительства.

В связи с этим византийцам пришлось формулировать ответ на учение о чистилище прямо на соборе. Свт. Марк Эфесский доказывал, что ни богослужение Церкви, ни отцы, ни Писание не дают основания для идеи о чистилище. Он отмечал, что практика и предание Церкви молчат и о промежуточном состоянии или месте для душ после смерти, и о материальном огне, не говоря уже о схоластическом различии между виной и наказанием. Несомненно, византийцам было непросто понять легалистическую и рационалистическую модель искупления, содержавшуюся в латинском учении, которая совершенно не укладывалась в их понимание смысла спасения как общения с Богом, как личного духовного роста, который продолжается в следующей жизни.

Окончательное определение собора 1439 г. относительно чистилища было в основном латинским по содержанию. Согласно ему, некоторые души «очищаются через очистительное наказание после смерти», другие, уже очищенные, поднимаются на небо, а третьи, если они некрещенные или умирают в состоянии смертного греха, «немедленно спускаются в ад».

И тем не менее это формальное определение является несколько смягченной версией западного учения. В него не были включены два положения, против которых греки возражали особенно резко. Это положение о материальном огне и сама идея места или состояния очищения, которое называется чистилищем.

Так что нельзя признать этот пункт безоговорочной победой латинян. Вопрос остался неопределенным и неубедительным для обеих сторон.

Учение о чистилище, как оно было сформулировано в формуле унии 1439 г., стало богословским основанием доктрины об индульгенциях. И развившаяся позже повсеместная торговля индульгенциями (которые якобы могли сократить время пребывания в чистилище) во многом была плодом разработанных во Флоренции определений.

2 . Такой же провал характеризует и пункт соглашения, касающийся еще более сомнительного учения о filioque.

Дискуссии о Filioque касались двух аспектов этой проблемы: насколько законной была папская интерполяция в соборный и насколько богословски правильной была сама теория двойного исхождения Св. Духа.

Византийцы открыли дискуссию с объявления неопровержимого факта, что дополнительная фраза, вставленная в Символ латинским Западом, была незаконной интерполяцией; более того, III Вселенский Собор в Эфесе ясно постановил, что к Символу нельзя ничего прибавлять или убавлять от него. Латиняне ответили, что отцы Эфесского Собора имели в виду изменение не слов, а изменение смысла, латинская же вставка не только не изменила смысл Символа, но и прояснила его.

Не сумев достигнуть соглашения по первому пункту, стороны перешли к обсуждению самого содержания учения. Латиняне, как всегда, с жаром уверяли, что их понимание проблемы не подразумевало «двух принципов» или «двух источников» в Божестве. Но греков не убедили их заверения.

В конце концов византийские унионисты, стремившиеся найти выход из тупика, предложили принять за основу согласие, которое якобы было по этому вопросу среди отцов Церкви. Для этого использовался такой «блестящий» аргумент: если и греческие, и латинские отцы вдохновлены Святым Духом, они не могли ошибаться относительно Его исхождения. Их тринитарное богословие должно быть идентичным друг другу: даже если они выражали его по-разному, на самом деле они имели в виду то же самое. Исхождение a filio, таким образом, объявлялось тем же самым, что и per filium. Обе формулы стали выражением той же самой догматической истины. В конце концов эта весьма спорная аксиома была принята за основу.

Марк Евгеник, со своей стороны, был убежден, что необходимым условием для подлинного объединения является исключение латинской интерполяции из Символа веры и, соответственно, отказ от анафем Лионского собора (1274 г.) против тех, кто отвергал истинность filioque. Ничего подобного в 1439 г. решено не было. Вышло наоборот: в конце дискуссий на эту тему православным предложили принять латинское учение. Альтернативы им не предлагалось. Так filioque было признано богословски правильным и «законно и обоснованно вставленным» в . Но все-таки собор не обязал христианский Восток использовать интерполяцию. Окончательная формула гласила, что Святой Дух исходит от Отца и Сына как от «единого принципа» и что греческие отцы, говоря «через Сына», на самом деле имели в виду «и от Сына».

Таким образом, можно констатировать, что и проблема filioque во Флоренции осталась неразрешенной. Определение собора по этому поводу также никак не приблизило объединение Церквей.

3 . Вопрос о папской власти обсуждался лишь на нескольких последних сессиях собора, непосредственно перед подписанием июльской унии. Сам по себе этот факт немаловажен. Хотя византийские участники собора знали о происходящем в Базеле, по всей видимости, их это не слишком волновало. Во всяком случае, им (опять же в отсутствие свт. Марка Эфесского) не удалось высказать критические аргументы против концепции папской власти, выдвигавшейся западными канонистами и апологетами папства. Робко высказанные соображения византийцев были основаны на представлениях, весьма далеких от той реальной папской власти, которая развилась к концу средних веков. Похоже, что греков заботило только лишь сохранение теории пентархии. В этом им пошли навстречу.

По поводу папской власти собором было принято следующее решение: как преемник св. Петра епископ Римский «является первоверховным иерархом всего мира», «наместником Христа» и «главой всей Церкви». «Папа римский обладает полной властью («plena potestas» боевой клич западных антиконсилиаристов; его употребление в постановлениях Флорентийского собора было мощным ударом по собору Базельскому. А.Д.) руководить и управлять всей и всеми христианами, как («quemadmodum et» или по-гречески «κάθοντρόπον» т.е. «до той степени, до которой») это было установлено вселенскими соборами и определено в святых канонах; патриарх Константинопольский является вторым после святейшего римского иерарха (таким образом, только лишь на Флорентийском соборе Римская церковь впервые за всю свою историю официально признала второе место Константинопольской кафедры. А.Д.), на третьем месте Александрия, на четвертом Антиохия, Иерусалим же пятый в этом порядке. Все они сохраняют все свои права и привилегии».

Интересно, что последних фраз этого положения не содержится в латинской версии соборного документа их можно найти только в греческом оригинале. Значит, византийцам в конце концов все же удалось заставить латинян принять часть их идей. И тем не менее византийское определение прав и привилегий четырех восточных патриархатов достаточно аморфно и могло быть истолковано латинянами весьма широко, в то время как портрет папы, окормляющего Вселенскую , руководящего и управляющего ею, весьма конкретен. Это максималистическое толкование римского верховенства.

Конечно, определение 1439 г. относительно папской власти было направлено главным образом против западного консилиаризма. Как таковое, оно провозгласило конец этого движения. Соборные суверенность и верховенство, провозглашенные двадцать пять лет назад в Констанце, получили смертельный удар во Флоренции в «непогрешимом документе» Laetentur caeli. Как пишет современный римо-католический историк, «Самым своим существованием Флоренция являлась противовесом собору в Базеле, в конце концов перевесившим его. Сделав это, Флоренция положила конец развитию консилиаристского движения на Западе, которое угрожало изменить само устройство Церкви. Великим достижением Флорентийского собора для Запада было то, что он обеспечил победу пап в борьбе против консилиаризма и выживание традиционного порядка Церкви».

Правда, справедливости ради нужно отметить, что меньше чем через столетие после этого триумфального «достижения» оно было оспорено и отвергнуто протестантской Реформацией. И разработанная собором 1438–1439 гг. теология чистилища (и, соответственно, индульгенций), и теория папской власти способствовали развитию событий, приведших к отказу в 1617 г. Мартина Лютера и его учеников от всей постгригорианской (гильдебрандовской) папской структуры.

Что же касается византийцев, то им, помимо теории пентархии, все-таки удалось протащить определенную двусмысленность в формулировку папской власти. Согласно ей, папа «руководит и управляет всей и всеми христианами» лишь «до той степени, до которой» это было установлено Вселенскими Соборами и определено в святых канонах. Таким образом, благодаря прославленному греческому хитроумию, концепцию папской власти, безусловно, против желания латинской делегации и самого папы Евгения, приняли с весьма значительной оговоркой. Правда, эта уловка греков была не более чем «кукишем в кармане»: ведь на Западе насчитывали много Вселенских Соборов, в том числе, например, и Лионский, и это место понималось здесь совсем иначе, чем на Востоке. Но тем не менее в конце концов латиняне раскусили эту двусмысленность и постфактум переписали официально принятое соборное постановление. Вместо спорного «quemadmodum et» в латинском тексте документа было поставлено «quemadmodum etiam», т.е. «как и». Однако греческий текст остался без изменений.

4 . Помимо трех вероучительных определений о папстве, filioque и чистилище, которые подробно прорабатывались в Laetentur caeli, в нем кратко упоминался и четвертый пункт повестки дня собора вопрос обряда и богослужебных различий. По данному пункту собор принял решение, что обрядовые различия не могут служить препятствием для единства, поэтому использование в евхаристии опресноков или квасного хлеба было признано равноценным. Греческий и латинский обряды были провозглашены равноценными, и каждая могла сохранять свой обряд. Вопрос эпиклезы был обойден молчанием.

И это было все. Постановление собора было предложено к подписанию. К тому времени греки больше всего мечтали наконец вернуться домой, а кроме того, латиняне держали их на коротком поводке благодаря контролированной выдаче провизии и постоянному урезанию жизненных удобств. Справедливости ради нужно сказать, что подписывать постановление никому не предлагалось силой. Конечно, греки испытывали некоторое давление, но все-таки, в принципе, свобода слова и действий оставалась за ними. И тем не менее постановление подписали все, кроме грузинской делегации (она уехала, не дождавшись конца собора), свт. Марка Эфесского , митрополита Исайи Ставропольского и Плифона, который при всей своей нелюбви к греческой Церкви нашел латинскую Церковь еще более враждебной и нетерпимой к свободной мысли. Наш соотечественник Авраамий Суздальский, не знавший греческого и, по всей видимости, не очень понимавший, о чем идет речь, оставил свой автограф на славянском языке вслед за подписью своего митрополита: «Авраамий, смиренный епископ Суждальский».

По преданию, когда папа Евгений услышал, что Марк Эфесский не подписал унию, он воскликнул: «Значит, ничего не достигнуто!»

5. Итак, Ферраро-Флорентийский собор фактически завершился совершенным провалом. С таким трудом давшееся соглашение было абсолютно пустым и ничего не решало. Оно было даже не компромиссом, а лишь уклончивым и двусмысленным определением, в принципе неспособным разрешить подлинные различия и разногласия между двумя сторонами. Похоже, все участники этих событий довольно скоро это поняли. Как писал диакон Сильвестр Сиропулос, у всех было только одно желание поскорее вернуться домой.

Единственным историческим достижением Флорентийского собора стало поражение, которое он нанес консилиаризму. Кошмар консилиаризма был окончательно похоронен для папизма 18 января 1460 г., когда была опубликована булла Execrabilis, официально запрещавшая апелляцию пап Вселенскому Собору. Но этот запрет был уже формальным и символическим актом: консилиаристское движение испустило дух в 1439 г., когда постановление Флорентийского собора превратило Базельский собор в незаконное собрание. За этим последовало отвержение Базеля большинством правительств Европы. Базельский собор окончился крахом. А без собора реформа католической Церкви стала нереальной. Риму удалось предотвратить реформу, но, как уже отмечалось выше, в ответ он вскоре получил Реформацию.

Акт единения был торжественно прочитан в соборной церкви Флоренции на греческом и латинском языках. В знак единения греки и латиняне обнялись и поцеловались. Была совместно отслужена литургия. После этого папа нашел для греков корабли, и они наконец-то смогли отправиться домой. Исидор Московский и Виссарион Никейский не спешили с отъездом и остались на какое-то время в Италии. В конце концов, как уже говорилось выше, оба были возведены в ранг кардиналов.

Папа обязался содержать в Константинополе 300 воинов и 2 галеры, а в случае особой нужды послать императору 20 галер на полгода или 10 галер на год. Кроме того, в случае чрезвычайной опасности, он обязался поднять европейских государей на крестовый поход. И наконец, для возрождения экономической жизни города он обязался посылать всех паломников на Восток через Константинополь.

Такова оказалась цена унии, но и ее папы не могли заплатить. Ни одно из обещаний сдержано не было. Если сразу же после унии за ней последовал бы успешный крестовый поход, может быть, у нее и появились бы сторонники в Византии. Но похода не было...

Уния была немедленно и единодушно отвергнута практически всем духовенством и народом. Возвращавшиеся из Флоренции епископы, сходя на берег в Константинополе, с ходу отвергали унию и дезавуировали свои подписи, ссылаясь на имперское давление, из-за которого они поставили их под соборным определением. Нет нужды повторять, что они лукавили: как мы видели, Марк Эфесский , выстоявший давление и не подписавший унию, вернулся домой невредимым. Император, видя сопротивление, не провозглашал унию в Св. Софии.

Находящимся в Италии Виссариону и его друзьям-гуманистам, делавшим все возможное, чтобы добиться помощи соотечественникам, царившие в Константинополе настроения казались дикими, неумными и ограниченными. Они были убеждены, что союз с Западом принесет Византии такой прилив новых культурных и политических сил, что она снова сможет встать на ноги. Но практика показала, как глубоко они заблуждались...

Плифон (это псевдоним, взятый философом по созвучию с Платоном) покинул родной Константинополь и поселился в Мистре, где основал платоновскую академию и написал свой главный труд о перестройке государства на принципах учения Платона: по его мнению, это был единственный путь к возрождению греческого мира. Он называл себя эллином и гордился этим, заявляя, что переехал в Пелопоннес, ибо там сохранилась самая чистая греческая раса. Плифон выдвигал массу предложений и идей в социальной, экономической и военной областях, из которых почти ничто не имело никакого практического значения. В области религии Плифон проповедовал космологию Платона с примесью эпикурейства и зороастризма. Формально он считал себя христианином, но редко обращался к христианству как к таковому и любил отождествлять Бога с Зевсом. Он предлагал организовать тайное языческое сообщество с центром в Мистре, которое станет ядром освобождения греческой нации и возвращения ее к былой славе. Религиозные воззрения Плифона никогда не публиковались. Рукопись, в которой он их изложил, уже после падения Константинополя попала в руки его ученика и оппонента Георгия Схолария (в то время он стал уже патриархом Геннадием), который, с ужасом прочитав ее, немедленно предал рукопись сожжению. До наших дней сохранилось лишь несколько фрагментов рукописи. Школа Плифона в Мистре славилась на весь мир. Ученики приезжали к нему отовсюду, чтобы почерпнуть от его мудрости. Вспомним, что и Виссарион, и Георгий Схоларий, и Марк Эфесский были его студентами. Скончался философ в Мистре около 1452 г. В 1465 г. итальянская династия Малатеста временно отвоевала Спарту у турок и перенесла прах Плифона в Римини, где он покоится и сейчас в церкви св. Франциска.

Доклад по истории Ученика 11 “В” класса Деменкова Ильи. Тема: "Флорентийская уния" Флорентийской унией называется договор, заключённый в 1439 году между православной и римско-католической церквями и формально объединивший их (подчинивший греко-православную церковь римско- католической). О необходимости воссоединения христианской церкви говорили еще задолго до церковного собора, на котором была заключена уния (Ферраро-Флорентийский собор), по этому поводу проводились многочисленные переговоры и съезды, но все они были бесплодны. Результат принес только Флорентийский собор. Почему же это произошло? Дело в том, что в то время христианский мир как никогда нуждался в объединении: католическая Европа была ослаблена крестовыми походами, а православная подвергалась постоянной опасности со стороны восточных соседей (Русь – монголо-татар; Византия – турков). В таких условиях поддержка “братьев во Христе” очень сильно помогла бы и тем, и другим. Кроме того, постоянно ширились торговые и культурные связи стран, в которых были приняты разные направления христианства. Понятно, что для этих связей было бы очень полезно хотя бы формальное примирение церквей. Естественно, больше всего в возрождении единого христианства были заинтересованы византийские, греческие власти, которые не имели уже ни военной, ни экономической, ни даже дипломатической силы. Зато они имели сильных врагов. В конце 1435 года было уже предрешено созвание так интересовавшего византийцев Феррарского собора. Греки начали готовиться к этому собору и не могли в ввиду этого оставить без внимания русскую митрополичью кафедру, так как Московская митрополия константинопольского патриарха была самой обширной, сильной и богатой из всех заграничных (таких, как Болгария). Русский митрополит был бы на таком посту для греков совсем нежелателен: как узкий националист, он мог воспротивился союзу с католиками и вовсе не явиться на собор. Поэтому московским митрополитом был назначен грек Исидор, считавший своими соотечественниками очень высоко образованным человеком, крупным философом, геополитиком практически... В русских летописях его называют “многим языкам сказителем”. В 1433 году он уже представлял Византию на переговорах об объединении церквей, проходивших на очередном церковном соборе, где добился значительных успехов. Назначая Исидора, византийские церковные и светские власти надеялись обеспечить участие Руси в деле объединения с католиками. Но эти надежды греков на Исидора нужно понимать не в том смысле, что в нем видели человека, готового предать православие. Греческие церковные власти представляли себе унию в совершенно другом виде: они надеялись, что им самим удастся вынудить католиков на уступки. В Исидоре ценили не готовность отречься от веры предков – напротив, этого-то от него не ожидали и не хотели – а высокую образованность и ораторское искусство, которая, как считали, поможет византийцам убедить католиков в своей правоте. Кроме того, византийская казна была практически пуста, и, назначив митрополитом соотечественника, греки могли надеяться на русские деньги, столь необходимые для будущего собора. Национально-политическое самосознание Москвы к этому времени настолько возросло, что митрополит из греков считался для неё уже нежелательным. Среди русских начинала бродить мысль о том, чтобы не только избирать митрополита у себя дома, но и делать это независимо от Константинополя. Поэтому-то великий князь московский Василий Владимирович, узнав о том, что на его кафедру назначен грек, вначале не хотел даже пускать его в свои земли. Но потом он сменил гнев на милость, прослышав об учености Исидора и прочих его достоинствах. Будучи принят великим князем Василием как новый митрополит русской земли, Исидор стал тут же собираться на церковный собор. А для этого ему надо было сначала посвятить в свои планы князя. Естественно, князь сначала удивился диковинным замыслам церковников и рьяно отговаривал митрополита от каких бы то ни было уступок католикам–латинянам. Однако, доверяя учёному греку, князь предоставил ему действовать по своему усмотрению. Молва о том, что митрополит отправляется на доброе дело обращения латинян к правой вере была настолько сильна, что даже упрямых новгородцев она побудила уступить митрополиту Исидору те доходные статьи, которые они так долго не отдавали его предшественникам и существенно этим обеднить свой городской бюджет. Выехав 8 сентября 1437 года из Москвы и проехав через Новгород, Псков, Ригу, Германию и Альпы, митрополит Исидор со своей свитой прибыл 18 августа в итальянский город Феррару. Особенно пышно митрополита чествовали в Пскове, где, помимо роскошного пира, ему были преподнесены крупные денежные суммы, что объясняется, надо понимать, давними торговыми контактами Пскова с представителями католичества и существенные к ним симпатии. Таким образом, псковчан интересовала уния между христианскими церквами с коммерческой точки зрения. В Пскове Исидор устроил себе новый источник доходов, переведя этот город под своё прямое управление и отобрав его у новгородского архиепископа (с тем, чтобы самостоятельно собирать все церковные подати с этой земли и спокойно их прикарманивать) На соборе ожидалось присутствие многих европейских монархов, но никто из низ не приехал. В январе 1939 года собор был перенесён во Флоренцию по экономическим причинам (в Ферраре кормили плохо). Долгое время на соборе шли богословские споры, подкреплённые экономическими и военными аргументами; дебаты по поводу того, как надо объединяться и какая ветвь христианства станет доминирующей, но все они были бесплодны: каждая стороны ожидала уступок от другой. В конце концов, не видя перспектив, Римский папа предложил грекам крутую альтернативу: либо они к Пасхе принимают католичество полностью и без исключений, либо уезжают восвояси несолоно хлебавши. Было пущено в ход и золото. Несчастные греки заколебались. Каждого из них обрабатывали по отдельности, находя аргументы в пользу католичества, особенно важные для него и его метрополии. Под влиянием различных притеснений и постоянного давления на предложенную унию согласились все православные церковные иерархи, кроме епископа Марка. 5 июля 1439 года они скрепя сердце подписались под актом унии, где чёрным по белому было написано, что православная церковь входит в состав католической. Митрополиту Исидору принадлежала в организации Флорентийского собора не какая-нибудь заурядная роль, напротив, он фактически был его инициатором. Он первый согласился на предложенные папой условия и первый поставил свою подпись на документе, закреплявшем унию. Именно Исидор склонил византийского императора в сторону подчинения Риму, пользуясь для этого доверием императора и своим громадным авторитетом. А о том, как он был велик, можно судить по тому, что Исидора пророчили в приемники скончавшемуся во время собора патриарху. На Руси отношение к унии с самого начала было резко отрицательным. Так, сопровождавший Исидора на собор русский монах называет католиков “еретиками” (как это делалось и всегда), а греческих православных иерархов – отступниками и даже обвиняет во взяточничестве. А рязанского епископа Иону Исидор смог “убедить” подписать унию, только продержав его неделю в темнице. На Руси о заключении унии было известно еще до возвращения Исидора. В народе сформировалось к ней резко враждебное отношение. Вернувшись в Москву в сане католического кардинала, Исидор стал стремительно вводить католические обычаи: заменять православную символику католической (восьмиконечный православный крест на простой четырехконечный), поминать в молитвах римского Папу прежде константинопольского патриарха, проводить православные службы в костёлах и участвовать в их освящении. Не ожидавшие такого резкого поворота князь Василий и бояре некоторое время не предпринимали никаких действий. Но буквально через неделю Исидор был лишён должности главы русской церкви и заключён в монастырь. Его склоняли к отказу от унии, пугая страшной казнью, но Исидор был неподкупен. Конечно же, московский князь не посмел бы не то что казнить, но даже изгнать митрополита – ведь такие действия были бы прямым нарушением воли патриарха и самой настоящей ересью. Московское государство дорожило своими отношениями с Византией, которыые давали ему право называться “Третьим Римом” и не хотело их разрыва. С другой стороны, Москва стремилась к максимальной независимости от всех “старших братьев”. Вслед за татарским “царём” пришла очередь византийского. Исидор сам помог князю Василию, бежав из своей тюрьмы ночью на 15 сентября. Такой расклад всех устраивал, так что князь приказал не преследовать беглеца. 15 декабря 1448 года съезд русского духовенства, выражавшего общенациональное неприятие унии, уничтожавшей православие, избрал “митрополитом всей Руси” рязанского епископа Иону. Это было сделано против воли Константинопольского патриарха, который с тех пор уже не назначал глав русской церкви. Московские власти ожидали бурной реакции из Константинополя, вплоть до отлучения от церкви, но её не последовало. С тех пор в Византии еще несколько раз менялось отношение к унии, правители колебались между ортодоксальным православием и католичеством, но Москву это уже не волновало – она уже обладала собственной совершенно независимой от внешних сил, автокефальной церковью. Благодаря этой независимости московское православие довольно спокойно пережило скорый захват Византии турками и уничтожение этой “колыбели православия” . Она позволила главам русской православной церкви вскоре присвоить себе звание патриарха, а московским князьям – звание царей. БИБЛИОГРАФИЯ: 1. Очерки о истории русской церкви. Москва, “Терра”, 1993 г. 2. Большая советская энциклопедия. Т. 27. Москва, “Советская энциклопедия”, 1982 г.

Отвечая на «дилетантские» утверждения о том, что, якобы, католики не стремились объединиться с православными, пишу этот пост.

При внуке Дмитрия Донского, Василии Темном (слепом) митрополиты на Руси назначались в Царьграде. И вот, в бытность великого князя Василия Васильевича, назначен был митрополитом грек Исидор . В это же самое время сам Константинополь нес большие лишения — натиском шли турки. Власть Папы Римского также шаталась, существовало двоевластие (два Папы), и при этом, как в той сказке про Золушку- «Жаль, королевство маловато, разгуляться мне негде». Греки и Ватикан нашли друг друга- Византия под угрозой турков готова была на все, а Папе Евгению IV не хватало власти, как и все Папы, он мечтал владеть и руководить ВСЕМ христианским миром, т. е. мечтал об унии с православным миром.

В 1437 г. греческий император Иван Палеолог, византийский митрополит Иосиф, русский митрополит Исидор, многие святители отправились в Италию, в г. Ферраре на Собор для заключения унии. Василий Темный, не позозревая ни о чем, напутствуя митрополита Исидора в путь, сказал ему, чтобы он соблюдал благочестие древнее, сохранил его на «латинской земле». Когда посольство подъехало к г. Юрьеву, навстречу Исидору вышли католики и русские-православные люди. Исидор подошел сначала к католикам, поцеловал их крест (!), а затем лишь подошел к православным. По прибытии же в Италию Папа Евгений IV потребовал, дабы византийский Патриарх, престарелый Иосиф, поцеловал ему туфлю (!) — как этого требует обычай католиков. Иосиф, возмутившись, тут же собрался было домой- и тут Папа смилостивился, уступил. Император греческий вел подковерную игру- ему выгодно было объединение церквей. Патриарх Иосиф, мучимый совестью, поначалу был против объединения, однако, под давлением, предал интересы своей церкви. А 5 июля 1439 г., уже во Флоренции, куда переместился Собор, было подписано Соборное постановление по объединению церквей.

Соборная грамота провозгласила Папу Римского главой ВСЕЙ Христианской Церкви, все обряды она предписывала проводить по католическому обычаю, только лишь Божественные Службы читать по- русски и по-гречески. Исидор, русский митрополит, был возведен в сан кардинала)) — в Польше, Литве, Ливонских землях и на Руси.

Вернувшись домой, греки в результате получили «раскол» и 10-летнюю внутрицерковную войну, что и сыграло фатальную роль в распаде Византии и захвате ее турками.

У русских же все было намного проще- вернувшись, Исидор огласил флорентийскую грамоту в Успенском соборе, провел службу, неся перед собой католический крест, прославил во время службы Папу Евгения. Народ окаменел- ведь католическая вера воспринималась православными как ересь. Великий князь Василий тот час назвал Исидора «еретиком» и «волком», и «кардинал» Исидор тут же был арестован и заточен в Чудов монастырь. Сидя там, он упорствовал, отвергал предложения раскаяться, а потом ему позволили «бежать». Бежал он до Твери, там был арестован тверским князем, откуда опять «бежал" — уже до Рима, где и укрылся до конца своих дней. Князь Василий созвал архиреев и приказал им НАВСЕГДА забыть и о флорентийском соглашении, и о том позоре, которому подверг митрополит весь русский православный мир. Князь поставил своего митрополита- без назначения Царьграда, и с тех самых пор никогда московские митрополиты Царьградом не назначались. Кроме того, с тех самых пор Русская митрополия разделилась на Московскую и Киевскую.

Всю последующую историю католический мир стремился объединиться с православными под властью Папы. То же самое была и Брестская уния- решение ряда епископов Киевской митрополии во главе с митрополитом Михаилом Рогозой о принятии католического вероучения и переходе в подчинение римскому папе с одновременным сохранением православного богослужения. Акт о присоединении к Римско-католической церкви был подписан в Риме 23 декабря 1595 года и утверждён 9 (19) октября 1596 года на униатском соборе в Бресте, чему Папа был несказанно рад. В результате чего произошел раскол Киевской митрополии на униатов и противников унии, а также к длительной кровопролитной войне. Также, к примеру, в 1964 году встретились Патриарх Константинопольский Афинагор и Папа Римский Павел VI, где было подписано соглашение об отмене анафем. После этого Папа стал упоминаться первым по чинопочитанию, а потом уже Патриарх- это было разновидностью унии.

Любые соглашения с православным миром означают для Папы и католиков провозглашение его верховной власти, ведь Папа Римский для католиков- наместник Бога на Земле. То есть Богочеловек в телесном воплощении, и это один догматов их церкви. Но самые изощренные- это скрытые унии, основанные на иезуитских методах работы с «человеческим материалом», внушением, пропагандой, разведкой, по сравнению с которыми наши святые отцы- просто ангелы божьи. Методики и наработки иезуитов используются лучшими разведками мира. Нынешний Папа- иезуит… И сейчас Святой Престол обсуждает вопрос о создании «Организации объединенных вер». Руководство РПЦ, судя по всему, идет на сближение- патриарх Кирилл помолился «о единении церквей Востока и Запада» у мощей Николая Чудотворца. Хотите ли вы «целовать туфлю Папы», хотя эта традиция уже ушла в прошлое? Лично я — нет.

Флорентийская уния 1439 г. - соглашение об объединении католич. и православных церквей, принятое на Базельско-Флорентийском соборе.

Несмотря на раскол 1054 г., Западная и Восточная церкви никогда не оставляли мысли об объединении. Время от времени императоры, папы, патриархи и короли пытались взять на себя почетную миссию примирителей. Однако после того как латиняне разрушили христианский Константинополь, положение серьезно осложнилось. Это вызвало справедливый взрыв возмущения среди православных греков и их единоверцев. После прихода к власти Михаила VIII Палеолога переговоры возобновились, но различные политические и дипломатические причины так и не позволили тогда совершить объединение.

По этому же поводу шла идеологическая борьба и на русских землях. Здесь это было тесно связано с разделением этих земель между Московским и Польско-Литовским государством. Папство давно пыталось перекрестить в католичество население западнорусских земель. В свое время оно вело активные переговоры с Данилой Галицким, который получил из рук понтифика корону. Католицизм продолжал свое наступление на восток. В 1419 г. вновь соединились в одну главные русские православные митрополии - Киевская, находившаяся под влиянием литовцев, и Московская.

Ф. у. была заключена в весьма сложной ситуации для Византии и папства.

В 1430 г. турки взяли Фессалонику, и от Византии по существу остался только Константинополь, окруженный со всех сторон турецкими владениями. В этих условиях византийский император Иоанн VIII Палеолог обратился за помощью к папе римскому Евгению IV, рассчитывая на организацию крестового похода против турок. При этом император предложил начать переговоры об объединении католич. и православной церквей. Папа охотно принял предложение - и потому, что реальностью становились многовековые расчеты на подчинение вост. церквей, и потому, что Евгений IV получал шанс на победу в затянувшемся конфликте со сторонниками соборного движения.

В 1438 г. император Иоанн VIII Палеолог в сопровождении чуть ли не всего высшего православного духовенства страны прибыл в Италию для участия в XVII Вселенском соборе.

Собор начался 8 января 1438 г. в Ферраре, а затем продолжился во Флоренции. Акт воссоединения церквей был подписан 5 июля 1439 г. Православное духовенство согласилось с причастием на пресном хлебе, с исхождением Святого Духа от Отца и Сына, с католическим учением о чистилище и примате папы. При этом Восточная церковь сохранила свои отличительные обряды и обычаи.

После восстановления временного единства с Восточной церковью на Флорентийском соборе 1439 г. последовали церковные унии с другими восточными христианскими церквями. Так, осенью была заключена уния с армянскими монофизитами, затем в 1442 г. с египетскими и эфиопскими монофизитами, спустя два года - с представителями раскольничьих церквей в Сирии и Месопотамии (якобиты и несториане). Правда, часть заключенных уний фактически осталась на бумаге.

Флорентийская уния была серьезной победой католицизма, однако дальнейший ход истории свел эти достижения на нет. Византийцы обвиняли Иоанна VIII и Константина IX в предательстве. Уния была зачитана в соборе Святой Софии лишь в декабре 1452 г. А еще через пять месяцев Константинополь оказался в руках мусульман, с их приходом канула в Лету и уния. В 1443 г. в Иерусалиме восточные патриархи провозгласили отлучение от церкви всех приверженцев унии, а униатского патриарха Григория Мамму низложили.

Москва тоже не приняла Флорентийские решения. На созванном Василием III Поместном соборе Русской православной церкви глава рус. православной церкви митрополит Исидор, подписавший унию, был осужден. Московским митрополитом был избран рязанский епископ Иона, впервые поставленный без согласия Константинополя. Это стало отправной точкой российской церковной автономии (автокефалии). В это время, особенно после того как в 1453 г. пала Византийская империя, в Москве окончательно сформировалась идея «Третьего Рима». В годы правления великого князя Московского Ивана III, женатого на дочери константинопольского императора Софье Палеолог, эта идея получила свое дальнейшее развитие и воплощение. Отныне не могло быть и речи о каком-либо союзе с католической церковью.

В Литве великий князь Казимир признал решения Флорентийского собора, но, опасаясь испортить отношения с Москвой, признал главой Русской православной церкви не Исидора, а Иону. Православные и католики были им уравнены в правах. Папа Пий II резко воспротивился такой политике Казимира. Он утвердил на Киевскую митрополию ученика Исидора Григория, которого посвятил в сан бывший патриарх-униат Григорий Мамма. Казимир не посмел ослушаться папу. Однако в 1459 г., когда на Московском соборе восточнорусские епископы предали проклятию Флорентийскую унию и ее проводника Григория, все православные князья и большая часть духовенства Великого княжества Литовского отказались признать Григория своим митрополитом. Флорентийская уния окончательно провалилась. Сам Григорий в конце концов подчинился Константинопольскому патриарху и умер в 1475 г., будучи православным.

Главным результатом всех этих событий явилось то, что Западнорусская митрополия окончательно отделилась от Восточной.